***
Колдуны по древней традиции и, конечно, престижа ради, заводят себе фамильяров.
Обычно это чёрные птицы, кошки, жабы, ползучие гады, кто-нибудь с клыками и ядом.

Но я знавал одного колдуна, который завёл у себя ежа, да ещё и снежно-белого.
Колдовать ёж не помогал, целыми днями спал и жрал и вообще, что хотел, то и делал.

Коллеги его подняли на смех, предлагали одним махом, поменять ежа на ворона.
А колдун взял да плюнул на всех и заделался белым магом.
В общем-то, и вся история.

Стихи от Моры

С одной стороны…

…из всех приличных джентльмену добродетелей барон обладал лишь отменным вкусом. Одного его появления в свете было достаточно, чтобы десятки вееров поспешно захлопнулись и устремились вниз, его суждения были экстравагантны и предосудительны, а мастерство дуэлянта напрочь лишало окружающих самой возможности должным образом выразить ему негодование. Впрочем, в каждый сезон находился дебютант, подобного лишенчества терпеть не желавший. В этих случаях барон вздыхал и со скучающей миной посылал юнцу вызов — в безукоризненных выражениях и идеально подходящей к обстоятельствам форме. С тем же выражением утомления и безразличия он после принимал извинения или вердикт «ad mortem».
Ни пуля, ни клинок, ни, как шептались, яд его не брали, а если присовокупить поистине дьявольское везение в картах, вердикт общества в отношении барона был очевиден и однозначен. Едва ли, впрочем, он беспокоился по этому поводу, ибо, хоть и был завсегдатаем светских сборищ, ни с кем близко не сходился, не искал ничьей любви или дружбы. Единственная страсть была способна заставить его сердце биться чаще. Страсть, уважаемая многими и столь же многих толкавшая на низменные поступки.
Коллекционирование.
Барон собирал все, но едва ли в его хранилищах можно было найти две схожие вещи. Ему было слишком скучно заполнять бесчисленные кляссеры марками или альбомы монетами. Статуэтки, фарфор или даже оружие были для него лишь пустой тратой места. Барона интересовало исключительно странное, неповторимое, единственное или последнее в своем роде. Когда подобный предмет или создание привлекали его внимание, весь мир не мог остановить барона на пути к вожделенному. Любые методы и средства бывали использованы, любые усилия приложены, но в конечном итоге он получал свое. Расстаться же с чем-то единожды им избранным было для барона немногим легче, чем съесть собственное сердце.
Впрочем, говорят, один путь выманить у него экспонат коллекции все же был. Устроить так, чтобы расставание с одной диковиной являлось единственным способом заполучить иную, более ценную и будоражащую воображение. Путь этот был, разумеется, крайне опасен, и чаще всего в его конце барон и обретал новый экспонат, и возвращал старый, а его противникам оставалась лишь горечь печальных последствий.

Но, с другой стороны…

…эта леди всегда была из тех женщин, что чувствуют себя живыми, лишь преодолевая сопротивление. Её репутация была безукоризненна, а всеобщее сочувствие ужасным потерям придавало ореол мученицы. К тому же, совершенно одна, не слишком богата, но какое имя! Она казалась легкой добычей каждому сердцееду на сто миль от столицы. Их деньги изрядно скрасили бедняжке существование, а горькие стенания повеселили от души. Она никогда и никому не бросала вызов открыто, это сделало бы все слишком простым. С людьми она предпочитала играть не очерчивая правил, но лишь поднимая ставки и всегда добавляя для себя одно условие. Не попадаться.
Одной мысли о том, что что-то может её задержать, запереть, оценить и повесить пояснительный ярлык, причинял ей почти физические страдания.
И она не попадалась. Ни один скандал не был связан с её именем, ни одно потрясение общества никак нельзя было проследить до её безукоризненно пристойной особы. Хаос грохотал вокруг нее, сокрушая все, что казалось незыблемым, разбивались сердца мужчин и (вы не поверите!) женщин, те, кто казались неуязвимыми, гибли один за одним, а она словно была укрыта волшебным плащом из восточной сказки. В полной мере отразить разрушительные дарования леди можно, лишь сказав, что ей довелось оказать влияние даже на дела политические (кровь пропитала землю по локоть, а подвиги храбрости и безрассудства создали почву для новых легенд) и при этом уйти без потерь. И ни о каких сделках с губительными силами даже речи быть не могло, ведь они попросту не являются к тем, кто и без того делает за них работу. Причем делает её намного лучше.
Когда она услышала о бароне, то поняла, что не сможет жить, не приняв такой вызов. Его броня казалось совершенной, но единственный изъян все же был и дразнил собой.
И леди взвинтила ставки так высоко, как никогда раньше. Она позволила одному тончайшему намеку на то, кем является на самом деле, достичь его ушей, и этого оказалось достаточно, чтобы зажечь глаза барона интересом. Леди увидела этот интерес и, в отличие от многих, не обманулась. Она знала, что единственное, на что он способен так смотреть — это на экспонат. Она понимала, чем это может ей грозить. Она была готова сыграть, возможно впервые, с тем, кто понимает её суть и то, что на самом деле происходит.
Скорее всего, схватка этих двух порождений сего усталого века, по меньшей мере, расколола бы твердь земли, вызвала бы общественный катаклизм и прочие последствия, среди которых их гибель была бы не более заметна, чем гибель единственной спички в пожаре, ею же вызванном.

Но если вглядеться в суть вещей…

…в основе всегда лежит история. Все варианты событий и их трактовок, все человеческие страсти, метания и решения, — всё это кирпичи, которыми мостит себе путь история. Когда человек оказывается в её границах, единственная свобода, что у него есть — это выбор роли, которую ему или ей предстоит играть. Впрочем, если взглянуть иначе, то именно выбор ролей всех участников определяет, что это будет за история. Не её развитие и даже не финал, но лишь тот контекст, который будет сопровождать все её повороты и ключевые точки. В конце концов, одни и те же события будут весьма разниться в моралите и фарсе.
Встреча леди и барона готовилась обернуться драмой истинно эпического масштаба, и все, что я мог сделать — это занять в ней то или иное место. К сожалению, когда двое связаны друг с другом столь плотно, для третьего выбор мест весьма ограничен. Друг одной из сторон? Оба одиноки, и это делает их теми, кто они есть. Враг, соперник, большее зло, против которого они смогут объединиться? Увы, это лишь укрепит драматический характер истории. Единственное, что мне оставалось — это стать точкой их первой встречи, немым гласом провидения и аллегорией их печального бытия. Той внешне незначительной силой, что своими слепыми, на первый взгляд, действиями, подтолкнет их к совсем иным словам, чем те, что они собирались сказать, и мыслям, что иначе никогда не посетили бы их головы. У любой истории может быть счастливый или печальный финал, любая история может прерваться. Но это был мой единственный шанс сделать эту историей любви, и я не собирался упускать его из одной лишь осторожности.
Точно выбрав момент и декорации, я принял наиболее подходящий облик (мой род славен талантом к метаморфозам и чувством времени), стал последним штрихом, что превращает трагедию в историю романтической встречи и взаимного преодоления двух одиночеств.
Мораль можете найти или домыслить самостоятельно, а мне остается лишь размышлять над последним вопросом.
Почему, во имя небесного свода и корней тверди, ежик альбинос?!

Сказка от Оррофина