Фрагмент произведения, послуживший основой съёмки:


...Госпожа по ночам к отдаленным скалам,
Где маяк, приходила тайком
(Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам
Не прокрасться во мраке ночном).

И на первую ночь непогода была,
И без умолку филин кричал;
И она в непогоду ночную пошла
На вершину пустынную скал.

Тихомолком подкрался я к ней в темноте;
И сидела одна — я узрел;
Не стоял часовой на пустой высоте;
Одиноко маяк пламенел.

На другую же ночь — я за ней по следам
На вершину опять побежал, —
О творец, у огня одинокого там
Мне неведомый рыцарь стоял.

Подпершися мечом, он стоял пред огнем,
И беседовал долго он с ней;
Но под шумным дождем, но при ветре ночном
Я расслушать не мог их речей. ...

Я не сахар, не мед, не ласковый майский цвет,
На любой вопрос у меня уже есть ответ:
В нашей новой главе
Обойдемся без посторонних.

А еще - я теперь хорошо отличаю ложь,
Посмотри-ка - я заточила себя как нож,
Если в руки возьмешь -
Берегись, не порежь ладони.

У меня все отныне решается по уму,
Что хочу, другому отдам, что хочу - приму,
Не достанется никому
Только это сердце.

Ты вернул его, словно брал у меня взамен,
А теперь - не надо устраивать лишних сцен,
В нашей жизни без перемен
никуда не деться.

Оно бьется в клетке меж ребер и позвонков,
Ключ когда-то к ней был откован, но - был таков,
Кто искать готов,
Пускай начинает поиск.

Я не стану тебе желать ни побед, ни бед,
Если снова захочешь стать картой в моей судьбе.
Только знай - о тебе
Я больше не беспокоюсь.


Стихи Хелькэ

Медведица-принцесса

Стан девичий и руки девичьи… Так неправильно и непривычно быть без когтей и быть без клыков, слышать из горла крик, а не рёв. Я вырывалась — сил не хватило в теле девчонки тонком и хилом, будто засохшая старая ветвь. Взяли, скрутили, упрятали в клеть.
И привезли меня в замок под вечер.
Как ни старалась, не снять человечью кожу — под нею не угольный мех, а мясо и кровь… под ней — человек.
В шелка нарядили — всё порвала, тупыми зубами грызла шелка. Корону надели — та треснула. А в голове всё крутится песня… «Была ты медведица, станешь принцесса…» Зачем на мелодию вышла из леса?

Скоро устала, упала без сил — кто-то в одежды меня нарядил, из золота враз надели венец…
— Милая, что же вы, ждёт вас отец, ждёт вас и мать, и заждался жених! Долго скрывали принцессу от них в шкуре медвежьей в лесу колдуны. Но всё позади, и вы спасены! Как же прекрасно, удачно и славно, что прибыл волшебник в замок недавно.
В зал привели меня — люди вокруг, на лицах их радость, а не испуг, будто не видят зверя средь зала. Клятый волшебник, я б его разодрала! Но нет среди этих ужасных людей того, кто пленил меня песней своей.
Хотела бежать — не слушались ноги, звенел в голове пронзительно-строгий приказ, мне навеянный странною песней : «Останешься в замке принцессой-невестой...»

Меня обнимали её мать с отцом, смотрели в знакомое вроде лицо, сомнения видела в этих глазах.
— Она одичала, скитаясь в лесах, — придворные им говорили, вздыхая, — и кажется, будто принцесса другая.
Жених осторожно касался руки:
— Не бойся, любимая, мы не враги. Тебя мы искали так долго… года! Покуда волшебник нам не нагадал, что стала ты жертвой ведьминских чар и к замку выходишь лишь по ночам.
— Готовится свадьба, — отец мне сказал, — как должно б случиться три года назад. Ну что ж, уведите принцессу в покои.
Кивнула моя голова против воли.
«Как только жених возляжет с тобой....» — звенел в голове мотив колдовской.

Ярость углями горела под кожей в час, когда с принцем взошла я на ложе. Только коснулся моей он груди — вспомнила полностью песни мотив, вспомнила полностью песни слова… Вспомнила — эта принцесса мертва.
Бежала куда-то она через чащу. Мне ворон накаркал, что мяса нет слаще, чем тёплое сердце девицы красивой. Её разодрала под старой осиной. С тех пор понимаю я речь человечью…
Я вспомнила нашу с волшебником встречу. Как он, не боясь, посмотрел мне в глаза, сыграл свою песню, а после сказал:
— Любил я принцессу, всем сердцем любил, и ей, несомненно, я тоже был мил. Да только легла между нами граница — с рожденья принцесса просватана принцу. Её не спросили, чего она хочет… она убежала из замка той ночью, хотела нарушить древний обычай, но заблудилась и стала добычей. Была ты медведица, станешь принцесса, тогда заберут тебя в замок из леса, а ты делай всё, что прикажут на месте, останешься в замке принцессой-невестой. Не бойся, ты будешь недолго женой, как только жених возляжет с тобой, развеется сразу моё колдовство — медведем ты станешь в объятьях его. А дальше — мсти принцу и мсти королю за ту, что навеки безумно люблю.

Тяжёлые лапы, вся морда в крови, огнями с болота пылают мои медвежьи глазницы, бегут люди прочь — медведицей стала любимая дочь. Что выживу я, волшебник не ведал...
Беги прочь, колдун, иду я по следу.



Сказка Моры

Родная, прощай

Мне видятся птицы, небес синева,
Мой замок и сад за холодной рекой,
Мне кажется – слышу родные слова,
То голос звенящий моей дорогой.

А запах манящий цветущих акаций
Желание жить пробуждает во мне,
Но мне почему-то так сложно подняться.
Как жаль что со мною тебя рядом нет.

Ах, вот ты, родная — как я не узрел?
Как сразу не смог я всей правды понять?
Средь вражеских копий, пылающих стрел,
Я думал, что ты позабыла меня.

Но ты не забыла, я верю, я знаю,
Я чувствую руку твою на груди,
Свою я ладонь на неё опускаю…
Не ранена ты? Мои пальцы в крови!

Но ты улыбнешься – и снова покой
Обнимет меня, и отступит печаль.
Ты ласково шепчешь: "Привет, дорогой".
Я грустно киваю: "Родная, прощай".

Стихи Моры

Здесь ни люди, ни птицы не радуются весне - опечален царь, что царицы у нас в стране больше нет. Она спит, охвачена мертвым сном, и гадает народ, кто проклятье принес к ним в дом.
Говорят, она бродит в землях чужих во сне, где так холодно, что годами не тает снег, и от этого лед сверкает в ее глазах, и становится хрусталем на щеке слеза. Не находят покоя ни царь, ни придворный люд, ко дворцу колдуны со знахарями идут, ворожеи заморские едут издалека, но который день уж лекарства им не сыскать.
А царицу во сне укрывает из крыльев плащ, на коне она мчит мимо мертвых болот и чащ. Ярче звезд в ночи сиянье ее венца, и ни ветвь, ни лист не заденут ее лица. А в хоромах, где спит она, топят очаг всю ночь, обезумел царь, разогнал всех служанок прочь и сидит у огня без отдыха и без сна, тщится вспомнить - кому же была не мила она?
Конь приносит ее во сне к ледяной горе, за царицей - свита из верных лесных зверей, в волосах заря, а в глазах засиял янтарь… Как на гору взойдет - не вернет уж царицу царь. На вершине замок из горного хрусталя.
Поднимись же ко мне - слышишь, милая? Это я.
Мы делили чашу с тобой на одном пиру, когда гостем я прибыл из-за моря ко двору.
Ты, царица, шепнула тайну мне сгоряча, и взяла с меня клятву вечно о том молчать: что постыла тебе царёвой жены судьба, что желанней дворца тебе нищенская изба, с властным мужем не хочешь больше делить кровать (на снегу без рубашки лучше уж ночевать!), что хоромы кажутся клеткою под замком…
И тогда я решил, что вернусь за тобой тайком.
Видишь, милая, нет святого на мне креста, имя божье не поминаю я неспроста, и хотя говорят, что не ведаем мы добра... Вот подарок - корона из фейского серебра. Как наденешь ее, новый дом обретешь навек, и забудешь, что был отцом твоим человек. Ведь в сравненье с клеткою замок из льда неплох…
Наяву же - услышит царь твой последний вздох.
Ты припомни, чего хотела, да выбирай.
У тебя есть время, любимая. До утра.

Сказка от Хелькэ

Все есть яд и все лекарство, то и другое определяется дозой, обстоятельствами принятия, намерениями дающего и состоянием принимающего.
Аконит облегчает дыхание или останавливает сердце. Болиголов может расслабить сведенные судорогой мышцы, а может парализовать легкие. Спорынья приносит безумие, но она же избавляет от мигреней.
Знание о дозировках самое простое, обрести его можно через наблюдательность и терпение, особенно если добавить толику бессердечия. Влияние обстоятельств и намерений - более сложная фракция. Выделять её трудно, а научиться этому самостоятельно и вовсе почти невозможно, потому что это сфера знаний, где все эксперименты приходится ставить на себе, а ошибка ведет к фатальным последствиям. Найти учителя этого искусства также непросто.
Практики из числа людей, достаточно сведущие, чтобы учеба у них была полезной, чаще всего уже не имеют интереса к передаче знаний, будучи увлеченными собственными исследованиями. Получить от них наставление можно, но требует тщательно выверенного сочетания осторожности, изворотливости и смирения, а такая смесь тяжела даже для составления, не говоря уже о возгонке.
Обращение к иным народам имеет свои перспективы, ибо давно забытое людьми, ввиду прискорбно короткого срока жизненной реакции, сохраняется в памяти долгожителей. Тут, впрочем, важно учитывать, что у всякого народа свои особенности. Так змеиное племя, без сомнений наиболее преуспевшее в точной науке сочетаний веществ, обладает выдающимся избытком скрытности, равно как и дефицитом эмпатических соединений. Получение уроков у них, ввиду этого, довольно опасно. Тоже самое можно сказать и о детях холмов, отличающихся редкой нестабильностью всех реакций, и о старших народах, чьи константы слишком далеки от человеческих.
Впрочем, рано начинать катализ отчаяния. Способ обрести наставника есть. Говорят, что приход их предвещает звук хлопанья крыльев, и что лица они всегда скрывают птичьими масками. К какой традиции это восходит, вопрос спорный, но существуют сведения, что первые из этих учителей носили маски ибисов, и были особенно искусны в вопросах консервации реакций и процессов.
Приходят птицеголовые наставники к тем, кто проявил большое искусство лекаря, душезнатца или отравителя, кто искал и пробовал, выходя за рамки естественного. Кто зашел в тупик, но не остановился на этом. Обучение это опасно, ибо начинается оно с того, что наставник отравляет ученика гибельным ядом любопытства, отчаяния, гнева, равнодушия или другим, более подходящим. И нет ни противоядия, ни терапии, могущих спасти. Единственный пути к жизни - это самому себе стать алхимиком и атанором, провести ответный процесс и найти свой собственный путь к балансировке гибельного избытка. Тогда, и только тогда будет ученик спасен, а обучение начнется по-настоящему.


Сказка от Оррофина